Греха таить или грех таить?
Греха таить или грех таить?
Не правда ли, родительный падеж в выражении что греха таить кажется грамматически неоправданным?
Строгие ревнители правильности речи давно уже заметили это, как и многие любители русского языка. Например, читатель еженедельника «Неделя» П. Ларионов придирчиво обратил внимание редакции этой газеты, что у них «встречается фраза "Что греха таить". А ведь тут винительный падеж,—напоминает он. — Не пишем же мы: "Зачем огорода пахать"» (1968, № 4, с.2). Возникает впечатление, что редакция, поместив этот читательский упрек, раскаивается в совершенном ею грамматическом «грехе». И действительно: правильно это или неправильно?
«Упрек» П. Ларионова легко распространить, правда, на всю современную печать, ибо такое употребление—отнюдь не специфика «Недели»: «Не за горами то время, когда индустриальная сфера обслуживания целиком и полностью возьмет на свои могучие плечи весь наш быт и сделает нашу жизнь более удобной. Правда, что греха таить, пока она, эта служба, вызывает больше жалоб и нареканий, чем похвал» (Правда, 1980,12 окт.); «Столица приветливо встречает их (гостей XI Международного кинофестиваля.—В. М.) исконным русским гостеприимством, присовокупляя к нему голубое небо, цветы, зелень скверов, веселые улыбки, доброжелательные и, что греха таить, более чем заинтересованные взгляды москвичей; в них хоть и не черная зависть, но все равно зависть к тем, кто своими глазами увидит хотя бы часть огромной программы нынешнего форума кино» (Огонек, 1979, № 34, с.2).
Быть может, лишь публицисты ставят в этом выражении родительный падеж вместо «нормального» винительного?
Отнюдь. Точно так же—и только в родительном падеже!—употребляют это выражение как современные писатели, так и классики:
«Ох, дети. Вечно они что-то портят и пачкают. Хорошие дети, золотые дети, но—что греха таить! — какие-то разболтанные» (И. Грекова. Под фонарем); «— Ни дать, ни взять—Корсаков,—сказал князь Лыков... —А что греха таить? Не он первый, не он последний воротился из неметчины на святую Русь скоморохом» (А. Пушкин. Арап Петра Великого) «— Всегда со старшими детьми мудрят, хотят сделать что-нибудь необыкновенное, — сказала гостья. — Что греха таить... Графинюшка мудрила с Верой, — сказал граф» (Л. Толстой. Война н мир); «Помню только, что я, как был, кубарем через них (собак. — В. М. )... к себе в спальню! Чуть под кровать не забился — что греха таить» (И. Тургенев. Собака).
Значит, родительный падеж здесь все-таки правилен, если его употребляют и Пушкин, и Толстой. Правилен, но необычен с точки зрения современных грамматических представлений. Откуда же в нашем обороте он взялся?
Значит, родительный падеж здесь все-таки правилен, если его употребляют и Пушкин, и Толстой. Правилен, но необычен с точки зрения современных грамматических представлений. Откуда же в нашем обороте он взялся?Авторы «Краткого этимологического словаря русской фразеологии» видят источник его появления в истории сочетаемости глагола таить: «Форма греха (вместо грех) представляет форму род.пад, ед. числа, поскольку раньше глагол таить требовал дополнения не в вин.пад., а в род.пад.» (КЭФ, 1980, № 2, 69).
Это объяснение не совсем корректно, ибо в древнерусском языке глагол таить все-таки требовал после себя именно винительного падежа: «Иже таить обида, ииггеть дроужъбы, иже ли не любить' таити, разлоучаеть дроугы и своить» (Срезневский III, 916). Иное дело, что в древних текстах глагол таить гораздо чаще употреблялся не в утвердительной форме, а в отрицательной: как рекомендация, совет не скрывать, не утаивать чего-либо: «НЪсть лЪпо, братиЪ, таити чюдесъ Божиихъ; НЪсть лЪпо и сего таити, еже врагь діаволь нанесе на святую Божію церковь крамолу; Не таимъ въскресенья, (но) въ всЪхъ домехъ своихъ зовемъ: Христосъ въскрЪсе из мртвыхъ» (Срезневский III, 916).
Как видим, здесь родительный падеж вполне «правилен» не только с древнерусской грамматической точки зрения, но и с современной. Мы ведь и сейчас даем советы «облегчить душу» в форме именно родительного падежа: не таи обид, не утаивай погрешений, не скрывай недопонимания...
«Понятно, — может сказать на это дотошный читатель.—При употреблении глагола таить с отрицанием форма родительного падежа, действительно, законна. Но ведь в выражении что греха таить такого отрицания нет!»
Действительно, это так. Но наше выражение—лишь вариант более старых и более употребительных, пожалуй, и в наши дни оборотов нечего греха таить и чего греха таить. Первый, собственно, и был исконным, затем стала возможна замена отрицательного местоимения нечего на чего и что. Характерно, что первая известная нам фиксация выражения в Словаре русского языка XVIII в. отражает именно эту форму: «Ванька: Нечего греха таить, я и сам люблю такое гулянье, где бы попить да поесть» (И. Крылов. Пирог). С тех пор в нашей литературе и публицистике эта форма оборота не перестает широко употребляться. «Да, я позабыл, что вы у меня никогда не были. Старуха моя, с которой живу уже лет тридцать вместе, грамоте сроду не училась; нечего и греха таить. Вот замечаю я, что она пирожки печет на какой-то бумаге», — говорит герой известной повести Гоголя «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Употребляет этот оборот и герой повести М. Шолохова «Судьба человека»: «Нечего греха таить, вот тут-то у меня ноги сами собою подкосились, и я упал, как срезанный, потому что понял, что я—уже в окружении, а скорее сказать — в плену у фашистов». Об активности именно отрицательной формы этого оборота свидетельствуют его употребления такими писателями, как А. Чехов, М. Бубеннов, Б. Полевой, В. Беляев, В. Тевекелян, Е. Мальцев, И. Стаднюк и многие другие.
Два варианта одного выражения влияли друг на друга. Причем исходным вариантом, как показывает грамматическая логика этих сочетаний, был именно оборот с отрицанием. Ведь в форме отрицания родительный падеж—обычное явление. Так, во фразеологии известны выражения не видать света белого, ни шагу не ступить, ни зги не видать, маковой росинки в рот не брать и т. п. Или в пословицах: Шила в мешке не утаишь, Прежнего не вернешь, Плетью обуха не перешибешь, Кривого веретена не выпрямишь и т. п; Такое употребление родительного падежа до сих пор остается живой нормой русского языка.
Это употребление вытекает из одного, весьма активного, значения родительного падежа — так называемого количественно-отделительного (много людей, купить сахару, начитаться книг), детально описываемого русскими грамматиками (Виноградов 1972, 144-146). Именно с количественно-отделительным значением этого падежа (а некоторые ученые даже считают, что родительный падеж в этом значении — особый падеж) связаны отрицательные формы, вошедшие и в русскую фразеологию. Одной из них была и форма греха в выражении нечего греха таить.
«Мостиком» от этого исходного варианта к «незакономерному» что греха таить стал оборот чего греха таить. Замена нечего на чего в нашем просторечии естественна и не нуждается в комментарии. Она, в силу своей просторечной окрашенности, усилила экспрессивность выражения. Вот несколько иллюстраций, это называющих :
«Каждый прибыл со своими навыками, своими ме*m дами работы и, чего там греха таить, нередко и со своими дурньщ» привычками» (Б. Полевой. Рожденные книги); «Вот уже несколько лет я руковожу общественным отделом кадров, созданным в наф шем цехе. Работа эта — хлопотная и, чего греха таить, порой не очень-то приятная» (Ленингр. правда, 1979,6 окт.).
В современной речи возможны и другие замены исходного отрицательного местоимения 'нечего'. «Не стоит греха таить: не все у нас хорошо» (Баргузинск. правда, 1968,16 мая). Они, однако, периферийны и еще не закреплены литературной нормой.
Следовательно, оборот что греха таить—результат последовавательной смены вариантов: нечего—чего—что. Эта смена привела к перевоплощению отрицательной конструкции в утвердительную, которое во многом стимулировалось влиянием активной для разговорной речи синтаксической модели с местоимением что: что и говорить, что и сказать, что и подумать, что поделать и т. п. Такие конструкции имеют, как правило, модальное значение—ими выражаются сомнение, неуверенность, нерешительность говорящего. Это значение весьма близко к той модальности, которая выражена отрицательной конструкцией нечего греха таить, — последняя лишь более категорична. Общность грамматического значения, таким образом, обусловила возможность замены оборота нечего греха таить на что греха таить. Эту «незаконную» замену в дальнейшем узаконило фразеологическое употребление последнего оборота.
Действительно, мы не говорим «зачем огорода пахать». Но зато можно сказать: «не стоит пахать огорода». А вот сказать «не стоит огорода городить» уже нельзя, потому что это выражение фразеологически закрепилось лишь в винительном падеже и в положительной, а не в отрицательной форме: «Многое надо было выяснить предварительно, такое выяснить, без чего не стоит и огород городить» (Д. Фурманов. Мятеж). И здесь — как и в случае с выражением что греха таить — фразеологизм законсервировал лишь одну из грамматических возможностей языка. А законсервировавшись, та или иная форма употребляется уже как закономерная.
« Что такое рожон
» Не в бровь а в глаз