На все четыре стороны значение
rss

Twitter Delicious Facebook Digg Stumbleupon Favorites

На четыре стороны или на четыре ветра?

На четыре стороны или на четыре ветра?



Моя искренность поразила Пугачева. «Так и быть, - сказал он, ударяя меня по плечу. - Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь».
А. С. Пушкин. Капитанская дочка

Это пушкинское, точнее, пугачевское «Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь» - яркое воплощение в языке народных представлений о воле-волюшке, вольной воле. Воля у нас всегда была сопряжена с неизмеримо широкими пространствами, с чистым полем. И ничего не может быть шире, чем эти фразеологические «четыре стороны», куда отправляются герои русских сказок или персонажи нашей литературы.
Толкование оборота на все четыре стороны в наших словарях делает обычно акцент именно на волю вольную - 'куда угодно, куда только захочется'. Представление же о пространственности достаточно отражено и во внутренней его форме, где слово сторона весьма прозрачно, и - в глаголах-сопроводителях. Их набор достаточно велик, но тематика четко очерчена пространственностью, поскольку это в массе своей глаголы движения:



«Хозяин остро вглядывался в нее и усмехался: "Ну, ежели тебе не по нраву здесь, можешь идти на все четыре стороны"» (Ф. Гладков. Вольница); «Я вышел на улицу с твердым намерением идти на все четыре стороны [куда глаза глядят]» (М. Салтыков-Щедрин. Дневник провинциала);
«П е р ч и X и н : Оперился птенец - лети на все четыре стороны... никакой ему муштровки от отца с матерью нет...» (М. Горький. Мещане).

«Волевое» начало, заложенное в значении этого оборота, не может, естественно, не отразиться и на глаголах, с которыми он взаимодействует. Оно проявляется в предпочтительности повелительного наклонения или сочетаний таких глаголов с модальными конструкциями (ступай, иди, лети; можешь идти с намерением идти и т. п.), а также в выборе глаголов, где повелительность или модальность выражены и лексически, а не только грамматически. Таков тон убираться, сама экспрессивность которого требует предпочтения именно повелительной формы:

«Волевое» начало, заложенное в значении этого оборота, не может, естественно, не отразиться и на глаголах, с которыми он взаимодействует. Оно проявляется в предпочтительности повелительного наклонения или сочетаний таких глаголов с модальными конструкциями (ступай, иди, лети; можешь идти с намерением идти и т. п.), а также в выборе глаголов, где повелительность или модальность выражены и лексически, а не только грамматически. Таков тон убираться, сама экспрессивность которого требует предпочтения именно повелительной формы:
«Его [Азинуса] покормили в последний раз обедом и велели убираться [из бурсы] на все четыре стороны» (Н. Помяловский. Очерки бурсы); «Иди сдай оружие начхозу, - сказал он... - и можешь убираться на все четыре стороны» (А. Фадеев. Разгром); «Даю вам час времени! Получайте расчет и убирайтесь на все четыре стороны» (А. Степанов. Семья Звонаревых).

В некоторых случаях глаголы иди, ступай, убирайся могут либо опускаться, либо заменяться словечком марш в значении повелительной формы глагола, что придает особую выразительность употреблению оборота па все четыре стороны:

В некоторых случаях глаголы иди, ступай, убирайся могут либо опускаться, либо заменяться словечком марш в значении повелительной формы глагола, что придает особую выразительность употреблению оборота па все четыре стороны:
«А так и понимай, что больше я тебя держать не стану. Получи расчет и на все четыре стороны - марш!» (М. Горький. Коновалов).

Наиболее тесно с представлением о воле, свободе связан глагол отпускать, который уже полностью выходит за рамки чисто пространственных слов. Он, собственно, и является «волевырази-телем», поскольку обычно предполагает устойчивое словосочетание отпускать на волю. Воля в таких случаях как бы замещен выражением на все четыре стороны:

Наиболее тесно с представлением о воле, свободе связан глагол отпускать, который уже полностью выходит за рамки чисто пространственных слов. Он, собственно, и является «волевырази-телем», поскольку обычно предполагает устойчивое словосочетание отпускать на волю. Воля в таких случаях как бы замещен выражением на все четыре стороны:
«Он требовал своего посоха, молил, чтобы отдали ему его свободу, чтобы отпустили его на все четыре стороны» (Ф. Достоевский. Село Степанчиково и его обитатели); «Убивать мы вас [пленных] не собираемся... Пока будем разоружать остальных, вам придется здесь посидеть. Ну а потом, кто пожелает в наш отрад, - милости просим. Остальных отпустим на все четыре стороны» (К. Седых. Даурия); «Ковпак обрадовался не меньше меня. На радостях он даже приказал отпустить австрияка на все четыре стороны» (В. Вершигора. Люди с чистой совестью).

Образ нашего выражения легко вписывается в такие контексты и кажется Прозрачным: во все стороны, в любую из сторон, куда захочется. Однако историки русской фразеологии объясняют его не «пространственно-реалистически», а «сюрреалистически», связывая его с языческой магией. Признавая его исконно русским, H. М. Шанский, В. И. Зимин и А. В. Филиппов пишут: «От древнейших магических охранительных обрядов. Оберегаясь от опасности, кланялись на четыре стороны, четырем ветрам» (КЭФ, 1979, № 5, 84).

Образ нашего выражения легко вписывается в такие контексты и кажется Прозрачным: во все стороны, в любую из сторон, куда захочется. Однако историки русской фразеологии объясняют его не «пространственно-реалистически», а «сюрреалистически», связывая его с языческой магией. Признавая его исконно русским, H. М. Шанский, В. И. Зимин и А. В. Филиппов пишут: «От древнейших магических охранительных обрядов. Оберегаясь от опасности, кланялись на четыре стороны, четырем ветрам» (КЭФ, 1979, № 5, 84).

Такое объяснение, как видим, предполагает две опорные точки исходного образа: поклонение такой стихии, как ветер, и магическое оберегание от грозящих человеку опасностей. Пространственная же ассоциация, столь ярко отраженная в современных употреблениях оборота, равно как и его «волевая» направленность, при такой интерпретации полностью отсутствует. Мостик между охранительным обрядом и движением куда глаза глядят перекинуть очень трудно.


Но не будем с ходу отмахиваться от столь оригинального объяснения. Не будем уже и потому, что связь ветра и стороны, направления в народном сознании, действительно, существует. Она отражена даже в славянских наименованиях двух важнейших сторон света: юг и север первоначально были именно наименованиями южного и северного ветров, а лишь потом приобрели известное нам общегеографическое значение. Четыре стороны (собственно: четыре стороны света, известные древним) именуются, следовательно, по двум основным ориентирам: восток и запад - по восходу и заходу солнца, а юг и север - по направлениям соответствующих ветров.


Характерно поэтому, что в русских сказках четыре ветра выступают как четыре брата. В одной из них, «Смирный мужик и драчливая жена», бедный мельник, смоловший рожь, возвращался домой, и вдруг налетевший ветер сдунул с чашки горсточку муки. Побитый за такое нерадение своей женой, он идет искать Ветер, чтобы взять у него денежную компенсацию за рассеянную муку. Навстречу ему попадается старушка, которой он поведал свою грустную историю). « - Поди за мною, - сказала ему старуха, - я мать Ветрова, но у меня их четыре сына: первый - Ветер Восточный, второй - Полуденный, третий - Западный, а четвертый - Полуночный. Так скажи же мне теперь, который Ветер раздул муку?» (Афанасьев III, 342-343). Виновником оказался Полуденный, т. е. южный ветер, давший ему взамен муки волшебную коробочку, в которой «все есть вволю»: деньги, хлеб, кушанья, питье, - словом, «что только вздумаешь». Коробочку потом подменили вороватые мужики, и нашему мельнику пришлось силой и смекалкой вновь добывать ее, чтобы угодить своей драчливой жене.


И в этой сказке можно найти какие-то следы поклонения Ветру как стихии: «Мужик, поклонясь Ветру и поблагодарив его за коробочку, пошел домой». В этой фразе, однако, нет ни намека на магический охранительный обряд, ни поклонения сразу всем четырем братьям Ветрам. Зато и здесь отражена прозрачная пространственная ориентация по ветрам как сторонам света.


Не случайно в нашем фольклоре пепел, пыль, прах разносится на четыре стороны именно ветром. Достаточно вспомнить здесь лермонтовскую песню о купце Калашникове:


Мои очи слезные коршун выклюет, Мои кости сирые дождик вымоет, И без похорон горемычный прах На четыре стороны развеется.

Еще более ярким свидетельством пространственной «переклички» ветров и сторон света является устаревший ныне синоним нашего оборота - на все четыре ветра (идти, убираться, прогонять, отпускать):

«Ф е д о р : Ну, куда барину уйти? Расшпоев: Как куда ? Да на все четыре ветра» (А. Сухово-Кобылин. Свадьба Кречинс-кого); «Войско Донское царскому величеству подлежит, и я, атаман, со всей старшиною ему подлежим по его указу. А кто хошь - на четыре ветра ступай, хоть с нечистым деритесь» (С. Злобив Степан Разин).

На все четыре стороны и на все четыре ветра, следовательно, некогда были фразеологическими конкурентами. Можно ли говорить о том, что второе, «ветровое», было основой первого, пространственного?


История русского языка, пожалуй, свидетельствует лишь об их давнем параллелизме и даже - давней предпочтительности первое го оборота перед вторым. В материалах по фразеологии XVIII в., собранных М. Ф. Палевской (1980, 326), например, выражения о четырех ветрах нет, а о четырех сторонах представлено во всем семантическом спектре, характерном и для современного языка: «Угар: Не много с тебя возьму, поцелуев с полдесяток, так и Бог с тобой, поди себе на все четыре стороны» (М. Веревкин. Так и должно); «Княгиня моя такая добринькая, что рассудила меня не любить и я на все четыре стороны дал ей чистое благословение» (Н. Эмин. Роза); «Добросердов написав отпускные, отдает: Щастливый путь, теперь уж вы мне не принадлежите, вот вам воля на все четыре стороны, куда изволите» (М. Прокудин-Горский. Судьба деревенская).


Это последнее употребление - «вот вам воля на все четыре стороны» - очень хорошо подтверждает ту семантическую акцентовку на свободном пространстве, которую и сейчас мы ощущаем, употребляя наш оборот.


Об исконности выражения на все четыре стороны свидетельствуют также диалектные источники и данные древнерусского языка. В воронежских диалектах записан оборот Чистая тебе дорожка на четыре стороны (Ройз. Хаз. Сл., 303), аналогичный известному приветствию Скатертью дорожка 'счастливого пути'. Древнерусское же выражение всіми четырьми коиъци земли находим уже в XI в., в одном из сочинений Илариона: «Не в худе бо и невідомі земли владычьствоваша, нъ въ Русьскі, яже відома и слышима есть всЬми четырьми коньци земли». Как верно замечает В. В. Колесов, Иларион еще не различает ни «области», ни «страны» в переносных значениях этих слов, которые позднее совпали со значением слова земля. Из контекста явствует, что в XI в. оборот всіми четырьми коньци земли не имел прямого отношения к магическим охранительным обрядам и поклонам на все четыре стороны. Предположение авторов «Краткого этимологического словаря русской фразеологии», следовательно, не подтверждается конкретным языковым материалом.


Не подтверждается оно еще и потому, что выражения на все четыре стороны и на все четыре ветра, несмотря на их структурно-семантическую близость, различны по происхождению. Первое известно лишь восточнославянским языкам, причем с лексической заменой слова сторона на слово бок: бел. на усе чатыры [стороны], на усе чатыры бакі укр. на всі чотири сторони, па всі чотири бокі. Из других славянских языков оно встречается в хорватско-сербском: па sve četiri strâne [svijêta]. Здесь важно дополнение svijêta, подтверждающее пространственную ориентацию оборота именно на стороны света, а не на ветры.


Выражение же о четырех ветрах имеет большую языковую «дальнобойность», чем на все четыре стороны. Оно известно как славянским, так и неславянским языкам: укр. на всі чотири вітри, на всі вітри, іди на десять вітрів, пігнав ся на іитири вітри, розігнав на гитири вітри; пол. iść zabierać się na cztery wiatry 'идти, убираться на четыре ветра'; нем. in aile vier Windę zerstreuen (букв, 'разбросать на все четыре ветра') 'рассеять на все четыре стороны, по всему свету', in aile Winde zerstreut sein (букв, 'быть рассеяным по всем ветрам') 'разъехаться кто куда', aus allen vier Winden (букв, 'из всех четырех ветров') 'отовсюду, со всех сторон'.


Любопытны комментарии источников, включающих в себя выражения о четырех ветрах. И. Франко подчеркивает разные моменты: то, что «четыре ветра» - древнейший символ всех возможных направлений, всего кругозора; что эти выражения характеризуют пустое поле, безлюдное, ненаселенное место, где ветры гуляют свободно; что число ветров может в этих выражениях колебаться - например, Іди на десять вітрів! отражает 10 различных сторон и направлений ветров. Польские и немецкие авторы подчеркивают заимствованный характер соответствующих выражений: они признают его библеизмом (NKPIII, 653; Rôhrich 1977,1152). Действительно, в Книге пророка Захарии (2,6) это выражение встречается: «Эй, эй! бегите из северной страны, говорит Господь: и по четырем ветрам небесным Я рассеял вас, говорит Господь».


Смысл библейского выражения рассеять по четырем ветрам небесным во многом совпадает с известными нам на четыре ветра; на четыре стороны, укр. и бел. па усе чатыры бакі, на всі чотири бдкі. Однако бесспорно и их различие. Во-первых, в библейской фразе ветер понимается почти буквально, как рассеивающая что-либо или кого-либо стихия, а в наших оборотах акцент полностью смещен на направление движения. Во-вторых, глагол рассеять цепко прикреплен к «ветровому» значению, он отражает активную направленность действия на объект. В наших же выражениях, как мы видели по многочисленным контекстам, глаголы характеризуют движущийся субъект, его самостоятельное, «вольное» перемещение в пространстве. Кроме того, русские стороны и украинские или белорусские бокі и бакі никак не укладываются в логику библейской фразы.


Вот почему, оставляя открытым вопрос о происхождении оборота на все четыре ветра (он мог быть совмещением исконного выражения о четырех ветрах и библейской фразы), можно признать исконно русский (resp. восточнославянский) статус оборота па все четыре стороны. Это выражение фольклорное, на что указывают его многочисленные употребления в сказках, где родители, провожая сына «на все четыре стороны», благословляют и наставляют его. О народном колорите свидетельствуют и стилистика употребления оборота, и его числовая символика.


пчеловодство

В народном сознании четыре - «полное число»: это и стан колес, и стан подков у лошади, и стан животного. Само слово стан в народной речи имеет и обобщающее значение 'туловище, тело в совокупности его членов', и 'полное число, т. е. четыре'. Символика полноты, завершенности отражается во многих материальных и духовных понятиях: четыре угла дома, четыре стены в избе, четыре страны света, четыре стихии древних, четыре евангелиста и т. п. Отсюда такие пословицы, как Без четырех углов изба не рубится, Четыре стены на четыре стороны, Конь о четырех ногах, да спотыкается, Четыре страны света па четырех морях положены.


Разумеется, символика полноты и совершенства характерна не только для русского или славянского восприятия числа 4. Оно, как считают мифологи, уже в праисторические времена символизировало нечто осязаемое, доступное органам чувств, целостное. Благодаря символике креста (известной отнюдь не одному христианству) это число закрепило ассоциации с полнотой, целостностью, самодостаточностью. «Крещеньем» меридиана с параллелью земля делится на четыре части. Многие народы делят мир на четыре части света, месяцы - на четыре лунные фазы, год - на четыре сезона, материю - на четыре стихии, психические свойства человека - на четыре темперамента. Эта символика пронизывает, естественно, и многие религии. Например, в христианстве можно найти длинную вереницу этого символизма: четыре ангела уничтожения стоят на четырех углах земли, откуда дуют четыре ветра; четыре реки, истекающие из рая и наводняющие и ограничивающие существующий мир; небесный Иерусалим, располагающийся на четырех углах; и т. п. (Chevalier, Gheerbrant 1987, 87-89).


Вот одно из самых ярких по концентрации такой символики место Библии - Книга пророка Иезекиля, написанная около 593 г. до н.э.:



«И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, - таков был вид их: облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла; а ноги их - ноги прямые... И руки человеческие были под крыльями их, иа четырех сторонах их... И смотрел я на животных, и вот, на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их... Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались. А ободья их - высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз» (Иезекиль I, 5).

Ужасающее зрелище, не правда ли?


Толкователи Библии усматривают в нем символ подвижности и вездесущести бога Яхве, который не привязан лишь к иерусалимскому храму Божию, но присутствует всюду, где находятся в изгнании верующие в него.


Четыре и здесь - абсолютная «полносторонность», всеохватность, вездесущность. Как и наши народные «все четыре стороны». Неслучайно и эти ветхозаветные «четырехколесные» животные «шли на четыре свои стороны» не оборачиваясь.


Текст из Библии показывает, что «четыре свои стороны» Иезекиля и «все четыре стороны» русских сказок связаны единой символической цепочкой. Цепочкой мифологического универсализма.


Наше выражение отражает хотя и бытовое, но вполне естественнонаучное миросозерцание русского народа, делящего, как и другие народы, все окружающее его «световое» пространство на четыре - все четыре! - стороны. При этом некогда доминирующим был ориентир восток - запад, т. е. направление восхода и захода солнца, а привычная сейчас ориентация север - юг была вторичной: не случайно сами слова ориентация, ориентир и т. п. восходят к лат. oriens (род. п. orientis) 'восток'.


Подобные «пространственные расчетверения» характерны и для фольклора других народов - например, французское выражение aller par quatre chemins 'идти по четырем дорогам' возникло на основе древнего обычая франков при освобождении раба ставить его на перекрестке, ведущем на четыре стороны света, и провожать его словами: «Пусть будет свободен и идет, куда желает» (Михельсон 1901-1902 I, 591).


В обобщенном значении четыре стороны - это весь открытый мир, божий свет, вольная ширь, к которой русский народ искони испытывает особое чувство. Оно-то и запечатлелось в выражении на все четыре стороны.


« На каком носу зарубка?
» Зачем валить колоду через пень!