В.M. Мокиенко: Почему так говорят? От авося до ятя

Иллюстративный материал, используемый автором этой книги, извлекался многие годы из самых разных источников, среди которых - собственная выборка из художественной литературы и публицистики; извлечения из монографий, словарей, картотек, архивов; записи живой речи. Понятно поэтому, что подача такого материала не всегда унифицирована: выдержки из газет и журналов, в частности, даются по-разному - как это делается в соответствующих источниках. Исключать же яркий и броский материал лишь в угоду его формальной унификации казалось неоправданным.

Эпиграфы, предваряющие каждый очерк, также демонстрируют читателю яркие примеры употребления наших образных оборотов писателями, поэтами, публицистами. Оии - своеобразная увертюра к рассказу о функционировании и происхождении фразеологизма, образчик его эстетических и экспрессивных потенций.

Многие из читателей популярной литературы о языке нередко являются одновременно и авторами этимологических гипотез. Этот исследовательский интерес я также попытался учесть в книге. В ней даиа достаточно большая (хотя и далеко не полная) выборка библиографии. Любознательный читатель легко отыщет по ней интересующую его справку и сможет более аргументированно включиться в дискуссии, подогреваемые этимологическим плюрализмом. Более развернутое реферативное изложение наиболее дискуссионных фразеологических этимологии с собственной интерпретацией автора этих строк можно найти в комментариях к собранию М. И. Михельсоиа (Михельсон 1994) и своде материалов, изданных членами петербургского фразеологического семинара (Мокиенко 1993). Если и таких справок ему покажется недостаточно, то он найдет полную сводку всего, что писалось за последние 200 лет о том или ином русском фразеологизме, в специальном библиографическом указателе (Бирих, Мокиенко, Степанова 1994).

Не только добротность материала и знание литературы вопроса, разумеется, определяют объективность этимологических разысканий. Очень важно то, каким исследовательским методом добывается конечный результат. К сожалению, многие расшифровки первичного образа русских фразеологизмов до сих пор напоминают разные по степени осгроумности анекдоты, популярность которых во многом зависит от степени их яркости. Что греха таить - такой подход до сих пор и серьезными лингвистами оправдывается фактом кажущейся единичности, уникальности, неповторимости, образного своеобразия идиом. "Всякая идиома в любом языке - штучный товар, - пишет, например, проф. В. В. Колесов, - а образ конкретен" (Колесов 1988, 81). То, что образ почти всегда конкретен, - несомненно. Но вот то, что идиома - "штучный товар", - весьма спорно. Как и любая другая единица языка, идиома (фразеологизм в узком смысле олова) воспроизводит формальные и смысловые модели языка. Эти модели могут быть ретроспективны, оторваны от конкретного нынешнего периода жизни языка, но именно они и делают идиоматику отнюдь не "штучным", а "оптовым" товаром. Именно моделирование дает, как кажется, основу объективного этимологического анализа фразеологии. Метод структурно-семантического моделирования, разрабатываемый уже давно автором этой книги (Мокиенко 1980; 1989), положен в основу и настоящих очерков. Раскрытие языковой модели, по которой создано то или иное выражение, - главная цель историко-этимологического анализа фразеологизмов. Но, понятно, акценты анализа каждого оборота всегда зависят от конкретного материала. В одном случае для раскрытия этой модели достаточно белорусских и украинских или даже только русских диалектных данных, в других - приходится подключать всю языковую область Славии, жаргоны, сленги, европейские и неевропейские языковые параллели, этнографию, фольклор.

Нужно признаться, что не всегда конечный результат таких многотрудных поисков нравится читателям. Многие анекдотические, псевдоисторические и мифологические объяснения обычно более привлекательны и неожиданны - как и все фантастическое. Истина же обычно проста и обыденна - как и всякая реальность. Вот почему искатель нагой истины оказывается в крайне невыгодном положении: разрушая этимологические мифы, он предлагает прозаические факты, которые и так как будто известны многим. Так, под строгим этимологическим микроскопом выражение положить зубы на полку оказывается отнюдь не свидетельством о распространении ткачества на Руси, но всего лишь незатейливым каламбуром, стрелять из пушки по воробьям - лингвистической шуткой, не имеющей никакого отношения ни к псковскому самодуру-помещику, ни к графу Андраши и Бисмарку, а вилами по воде писано - вполне прозаическим крестьянским образом, а не отражением сурового обычая гадать по воде.

Не скрою: разрушать любые мифы, даже этимологические, - дело не из приятных. Ведь мифы - это поэзия, изящная выдумка, остроумная находка. Более того, миф - это объяснение, и весьма логичное, непротиворечивое, многих реальных и полезных для слушателя и читателя фактов и явлений. Миф - это и народное творчество, к которому необходимо относиться и с должным вниманием, и с должным почтением.

Но истина есть Истина. И если кажется, что ты к ней приблизился, то уже не веришь мифотворцам. И хочется поделиться добытым с другими. "Для меня нет интереса знать что-либо, хотя бы и самое полезное, - писал Сенека, - если только я один буду это знать. Если бы мне предложили высшую мудрость под непременным условием, чтобы я молчал о ней, я бы отказался".

Конечно, очерки, лежащие перед вами, не являются этимологической истиной в последней инстанции. И тем паче это не высшая этимологическая мудрость. Но знаниями, добытыми многолетним трудом, хочется поделиться и со старыми, и с новыми читателями. В надежде, что они вновь станут моими добрыми и взыскательными корреспондентами.