Русский Авось значение, на авось

Русский Авось: бог или случай?

Пресловутый Авось живет как ни в чем не бывало и продолжает авосничать в широком масштабе, переживая не только зимы и лета, но целые века. В языке его живучесть поддерживает литературная традиция, ибо уже с XVIII в. выражение на авось практически не меняет ни своего иронического смысла, ни своей лапидарной формы:

Хватайко: Ты разве позабыл, что издревле весь свет Все на авось либо надежду полагает? вопрошает один из героев ядовитой комедии В. В. Капниста "Ябеда", написанной в 1798 г. Под обобщением "весь свет" он, видимо, уже тогда имел в виду прежде всего носителей русского языка. Эта утешительная надежда на авось, т. е. расчет на счастливую случайность, на благополучный исход, на легкое и неожиданное везенье, составляет главный смысл нашего выражения. Он и акцентируется, и конкретизируется многими нашими писателями:

"Городничий: О тонкая штука! Эк куда метнул!.. Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну да уж попробовать... что будет, то будет, попробовать на авось" (Н. Гоголь. Ревизор);

"Подхалюзин так и не знает, что он идет на авось" (Н. Добролюбов. Темное царство); "Но он неспособен был вооружиться той отвагой, которая, закрыв глаза, скакнет через бездну или бросится на стену на авось" (И. Гончаров. Обломов); "Править лошадью он не умел, дороги не знал и ехал на авось... надеясь, что сама лошадь вывезет" (А. Чехов. Воры).

Авось значение фразеологизма

Как же развивался этот иронический оборот? Как складывалось его фразеологическое значение? Как заряжалось оно иронической экспрессией?

На эти вопросы частично отвечают этимологические словари русского языка. Они расшифровывают слово авось предельно прозаически, выводя его из союза а и указательной частицы осе 'вот', а в объясняя как интервокальное, "вставное" (ср. вот из от или вон из он), вторичное (Фасмер 1,59; вып. 1,30). Буквальное значение авося, следовательно, нечто вроде - "а вот".

Еще в XIV - начале XVI в. слово это писалось и как два, и как три отдельных слова а восе, а во се (т. е. се): "А восе, господине, грамота пред тобою" (1490 г. - Срезневский 1,305); "А во се, господине, те люди добрые перед тобою" (Акты XIV - начала XVI в.). Постепенно, как показывает специальный исгорико-лингвистический очерк об этом слове (Отин 1983), оно сплавлялось в знакомое нам авось - через потерю конечного гласного звука и промежуточное сочетание а вось. В начале XVI в. этот процесс был уже завершен. Сочетание а во се стало словом авось, однако в деловых документах продолжало иметь прежнее "бесцветное" местоименное значение. Характерна в этом отношении перекличка нашего слова с местоименным сочетанием а то: авось при этом указывает на ближайший к говорящему предмет, а ато на отдельный от него: "И царь мне молвил: верь ми, авось тебе челма, а то тебе знамя; да положил на меня челму" (Памятники дипломатических отношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. 2. СПб., 1895).

Авось, следовательно, прежде обозначало нечто, находящееся поблизости. Как же произошел семантический сдвиг в сторону 'может быть'? Е. С. Отин с сожалением отмечает полное отсутствие следов этого смыслового и стилистического "скачка" в письменных источниках и верно предполагает, что он произошел в разговорной речи. Здесь, кажется, уместно напомнить и предположение В. И. Даля, категорично отвергаемое некоторыми этимологами (ЭСРЯI, вып. 1,30), разлагавшего наше словечко на а-во-се "а вот, сейчас", т. е. придававшего ему и пространственное, и временное значение (Даль 1,3). Тесное взаимодействие пространственных и временных понятий в языке - одна из его стойких смысловых закономерностей, вполне вероятно поэтому, что и здесь она сыграла свою роль. Указательная частица со значением 'вот', конкретизируясь в 'вот оно [самое ближайшее от меня]', постепенно сплавлялось с ассоциациями о быстром, моментальном предоставлении кому-либо этого "оно". Так авось стало обозначать и 'вдруг', и 'если', и 'может быть'.

На этом, однако, смысловое развитие слова авось еще не закончилось. Его форма, оканчивающаяся на частицу -сь, располагала по аналогии (ср.: лось, ось, лосось, морось и т. п.) к субстантивации, т. е. к его превращению в существительное. А модальное значение послужило истоком его вторичного осмысления как 'неожиданное везенье, счастливый случай, удача'. Это же смысловое движение вело, в свою очередь, и к мифологическому разумеется, заведомо шутливому, ироничному - восприятию авося как Авося. Так это слово и стало титулом беспечного и бесхозяйственного божества, воспетого князем А. П. Вяземским в стихотворении "Русский бог".

Этапы такого развития легко проследить по русским пословицам, где Авось является одним из излюбленных персонажей. По значению этого слова их можно разделить на несколько групп.

Первая - это пословицы, где авось употребляется в значении 'может быть', подчеркивая прежде всего такую возможность, которая желательна для говорящего, выражая какие-либо его надежды, а иногда сомнения: Авось живы будем авось помрем; До того доживем, что авось еще наживем; Ждем-пождем, авось и мы свое найдем; Живи ни о чем не тужи! А все проживешь, авось еще наживешь; Лежи на печи, авось что-нибудь вылежишь; Не во всякой туче гром; а и гром да не грянет; а и грянет, да не по нас; а и по нас авось не убьет!; Поживи в рабах, авось будешь и в господах.

Во второй группе пословиц уже ощутима субстантивация нашего слова, хотя значение частицы еще продолжает доминировать: Авось велико слово; Авось да живет до добра не доведет; Авось да живет, не к добру доведет; Авось да небось плохая помога, хоть брось; Держись за авось, пока не сорвалось.

Субстантивация в некоторых случаях хорошо подкрепляется грамматическими изменениями слова авось: в некоторых пословицах оно легко склоняется: Авосю верь не вовсе; Авосю не вовсе верь; Авося жданки съели (т. е. кто-либо очень заждался); От авося добра не жди.

Субстантивация постепенно, как уже говорилось, превращает авось в обозначение какого-либо одушевленного существа. Чаще всего это обозначение человека: А вось - дурак, с головою выдаст; А вось небосю родной брат; А вось плут, обманет; А вось с небосем водились, да оба в яму ввалились.

Третья группа пословиц тесно смыкается со второй и заметно приближается к раду пословиц, где А вось играет уже мифологическую роль, т. е. воспринимается как обозначение какого-либо божества. Одна из них, правда, весьма четко оговаривает "неистинность" Авося как бога: Авось не бог, а полбога есть. Эта "полубожественность" легко уловима и по многим другим косвенным признакам, отраженным именно в пословицах. В уже известных пословицах типа Авосю верь не вовсе отражает здоровый скепсис к этому шутливому божеству. В пословице От авося добра не жди есть намек на типичную "оделяющую" функцию бога, но тут же она становится и предупреждающей: от столь ненадежного бога надо ждать, скорее, чего-либо худого, опасного. О том, что этот бог враг рода человеческого, свидетельствует и пословица А вось, небось да как-нибудь первые супостаты наши.

Такое отношение к Авосю ставит его в один мифологический ранг со многими зловредными представителями "нечистой силы", характерными для народного русского мировоззрения. О том, что Авось постепенно стал восприниматься именно как один из "нечистиков", толкающих суеверных язычников на нерадивость и небрежение, говорят и такие пословицы, в которых имплицитно даются признаки черта разных калибров. Так, пословицы Авось в лес уйдет и Авось обманет в лес уйдет вполне могут интерпретироваться и как шутливый намек на "лесного хозяина" лешего, который заманивает доверчивых людей в свое царство и "водит" их там, сбивает с пути истинного. Пословицы А вось попадет что заец в тенято и А вось что заец: в тенетах вязнет, записанные уже в XVII в., также, как кажется, "намекают" именно на врага рода человеческого. Известно ведь, что заяц, как и черная кошка, у русских - одно из перевоплощений "оборотня-дьявола": не случайно оба этих животных, перебежав кому-либо дорогу, сулили несчастье. В пословице А вось и рыбака толкает под бока, видимо, скрыт намек на водяного, готового в любой момент сунуть "беса в ребро" зазевавшемуся любителю рыбной ловли.

Сохранилось (а точнее - развилось) в пословицах и представление об Авосе как некой наделяющей силе, Судьбе, Доле, Участи. И здесь, однако, это не столько бог, сколько антибог, не столько судьба, сколько ее оппозиция. Авось задатка не дает гласит одна из пословиц на эту тему. Особенно характерны для этой мифологической линии пословицы не собственно об Авосе, а о его родном брате А воське: Судьба - не авоська; Вывезет и авоська, да не знать куда. Не случайно такое божество Судьбы пословицы несколько раз окрестили вором, т. е. судьбой коварной и преступной: Завтра вор авоська, обманёт, в лее уйдет; Авоська вор, обманет. Это уже нечто похожее на шутливый народный афоризм о судьбе: Судьба индейка„ жизнь копейка. Ненадежность и коварство А воськи как судьбоносителя отражены и в других пословицах: Авоська уйдет, а небоську одного покинет; Авоська веревку вьет, небоська петлю закидывает; Тянули, тянули авоська с небоськой, да животы надорвали. Можно найти и другие нелицеприятные признаки "злополучия" Авося и Авоськи как судьбоносного начала - например, его безответственность: С авоськи ни письма, ни записи, т. е. на такое божество нельзя полагаться, ибо оно никогда не дает письменных поручительствсвоим обещаниям.

Все сказанное подтверждает идею этнографа Я. И. Гина о том, что русское "авось - это не только факт языка, но и этнографический, этнопсихологический и поэтический факт" (Гин 1988,142) и что оно в народном мифологическом сознании отчетливо коррелируется с Богом. Характерна в этом смысле даже словесная перекличка в пословицах на одну тему: На Бога не надейся На авось не надейся; Бог дал - А воська дал.

Нужно, правда, еще раз подчеркнуть, что такая корреляция с Богом - все-таки шуточная, фарсовая. Фарсовая уже потому, что во всех названных нами пословицах постоянно ощущается двуплановость. Значение частицы продолжает жить в них и оживлять их шутливые ассоциации, что и мешает нашему Авосю стать настоящим "русским богом". Поэтому и пословица Русский бог авось, небось, да как-нибудь не может пониматься в собственно мифологическом смысле или как отражение серьезной, глубокой веры нашего народа в небрежную, неожиданную случайность или праздный фатализм. И эта пословица, и ее переосмысление в стихотворении П. А. Вяземского, и многочисленные вариации на эту тему это не что иное, как народное осмеяние всех тех, кто на такую случайность полагается. Осмеяние и предостережение. Шуточное и нешуточное. Ибо во многих шутливых образованиях от слова авось и пословицах с ними звучит именно такое предостережение против небрежной и халтурной работы по принципу "Тяп- ляп вышел кораб": Авдеевы города не горожены, Авоськины детки не рожены; Авосьники бедокуры; Авосьники постники; Кто авосьничает, тот и постничает.

Как видим, положившийся "на авось", по народной мудрости, должен не на шутку знать, что он останется и в неогороженном (т. е. абсолютно незащищенном от врага) городе, и бездетным, и голодным. Словом - станет полным бедокуром. А такое знание уже не только мифология, а наука жизни, мудрословие.

В этом отношении шутливый "русский бог" Авось гораздо жизненнее, чем его серьезный мифологический "предшественник" Святой Николай, Никола Угодник, который и считался истинным "русским богом" и не случайно был чрезвычайно почитаем во всех уголках нашей державы. Специальной функцией его являлась охрана русского народа, что соответствовало восприятию Св. Николы как покровителя русских. Сохранилось немало легенд о чудотворных деяниях этого святого. "Русский же бог" А вось - его шутливый антипод, Бог наизнанку.

Отсюда и устойчивые ассоциации с "дурным", неожиданным везеньем, незаслуженно привалившей удачей, случайным счастьем. Они отражены и в литературных употреблениях выражения на авось, которое писатели нередко "подкрепляют" его синонимами на удачу, на счастливый случай, на счастье и т. п.:

"Там [в Новгороде] все были купцами случайно и торговали на авось да на удачу, по-азиатски" (В. Белинский. Статьи о народной поэзии); "О пригодности их [мест] к заселению... администрация может судить только гадательно, и потому обыкновенно ставится окончательное решение в пользу того или другого места прямо наудачу" на авось" (А. Чехов. Остров Сахалин); "В воздухе ничего не может быть на авось, на счастье. Все должно быть проверено не только в механизме самолета, ио и в механизме летчика" (Б. Лавренев. Большая земля); "Нигде не подвергали они себя такому риску, как во времена захода в деревни, усадьбы... Беглецы часто надеялись на авось, на счастливый случай, на человечность" (В. Быков. Альпийская баллада).

Это и понятно: ведь выражение на авось входит в активный ряд слов и оборотов, образованных по модели на + "случайность", причем "случайность" может быть как счастливая, так и несчастливая: наудачу, наугад, на беду, на счастье, на славу, назло, наверняка, на ура, напропалую, наобум, нашармака, нахрапок и т. п. История каждого из этих слов и выражений особая, но конечный результат весьма близок. Не случайно в разных славянских языках наше на авось передается близкими к перечисленному ряду словами: бел. наудалую, наудачу, нашармака; укр. на галайбалай, навмання, на удачу, на щастя; пол. liczyć na "a nuż" (букв, 'рассчитывать на "а ну"'), чеш. nazdařbůh ('на "дай боже"'), словацк. naverímboha ('на "верую в бога"'), naslepo ('наслепую'). Ср. и русские диалектизмы типа влад, на обмах 'кое-как' (обмах - 'промах, ошибка') и ряз. насшибок 'в расчете на случайное везение'.

Между прочим, значение 'расчет на случайное везение' в нашем обороте породило обиходное, весьма прозаическое слово - авоська 'хозяйственная сумка из сетки'. Оно появилось после революции и в новом качестве, и в новом - женском - роде. "Слово родилось в очередях, - пишет о нем писатель Я. Боровой, - как уверяют некоторые мемуаристы, оно родилось не где-либо, а именно в коридорах ленинградского Дома ученых в голодные годы, когда там выдавали "акпайки". В этих коридорах вообще процветало тогда замечательное в своем роде, мрачное, злорадное или самозлорадное, но очень ученое словотворчество. "Авоська" в новом предметном значении была для этих людей особого рода развитием старого, русского "авоськи" (Боровой 1974,161). Мотивировка наименования здесь ясна: авоська это такая легкая продуктовая сумка, которую удобно носить с собой в расчете на неожиданную и случайную покупку при нашем хроническом дефиците - "авось что- нибудь да и купишь" (ШИШ, 23).

Как видим, шутливо-"божеское" начало и стабильные ассоциации авось с "дурным" везением постоянно переплетаются и, в сущности, неотрывны друг от друга. Их неотрывность объяснима мифологической сутью Счастья, Доли, Удачи, зависящих от Бога. Кстати, в этой зависимости кроется еще одна причина семантического перехода авось в значении частицы к авось в значении 'случай', 'неожиданная удача'. Авось - 'может быть', 'вероятно', 'надеюсь, что' часто сопрягалось именно с упованиями на Бога: "Авось-таки милосливой Спас подержит над нами свою руку, и даст нам еще хорошую погоду" (Живописец, 1772 г.); "Авось-либо Бог и просвещенное начальство защищат нас и присных наших от Дракинских козней" (М. Салтыков-Щедрин. Письма к тетеньке); "Авось-ли Бог приведет нам еще встретиться" (Н. Загоскин. Юрий Милославский).

Такие устойчивые словосочетания, прозрачно расшифровывающиеся как 'если только Бог поможет, даст, охранит и т. п., постепенно и превратили, как кажется, частицу авось в существительное с мифологическим и "судьбоносным" значением. Тем более что сочетание авось бог... на слух и могло восприниматься как синонимическая пара слов или приложение, т. е. как Бог А вось. Восприниматься и переосмысляться, разумеется* в том шутливом ключе, о котором уже говорилось.

Этот шутливый образ, собственно говоря, и создал наше выражение полагаться на авось. Его первоначальный смысл - полагаться на весьма ненадежного, несуществующего в серьезной мифологии бога Авося. В русском фольклоре, особенно в пословицах, это выражение семантически выкристаллизовывалось в ироническую характеристику небрежно исполняемых обязанностей: Кто делает на авось, у того все хоть брось; На авось врага не одолеешь; На авось города брать, да как-нибудь век скоротать; На авось и кобыла в дровни лягает; На авось казак на конь садится, на авось его и конь бьет; На авось мужик и хлеб сеет; На авось не надейся.

В пословицах, между прочим, самокритично признается, что привычка полагаться на авось в какой-то мере черта нашего русского национального характера: Русак на трех сваях крепок: авось, небось да как-нибудь;

Из таких шутливых пословичных ассоциаций вырос один из вариантов выражения на авось понадеяться (положиться) на русский авось, знакомый нам с детства по пушкинской "Сказке о попе и работнике его Балде":

Призадумался поп,

Стал себе почесывать лоб,

Щелчок щелчку ведь розь,

Да понадеялся он на русский авось.

Жадный поп жестоко поплатился и за надежду на русский авось, и за погоню за дешевизною. Но, сколь ни силен у нас авторитет Пушкина, мораль его сказки мало кому из нас помогает. То и дело продолжают поступать сведения о крахе тех же самых надежд: "Рассказывают, что в таких проходах (между плавучими островами) погиб не один охотник, понадеявшихся на русское авось" (Д. Мамин-Сибиряк. На заимке).

Почему же ни гибель охотников, ни полное "отшибание ума" у старого попа не служат нам уроком в борьбе с пресловутым русским А восем! Видимо, потому, что, по словам историка В. О. Ключевского, "наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось". Эта наклонность и заставляет нас, несмотря на многовековые крушения надежд, верить, что русский авось нас когда-нибудь и куда-нибудь все-таки вывезет.